СЛИЗЕРИН

Природа обновляется огнем и преображается смертью. Где смерть становится воскресением – змея закусывает собственный хвост.

Смерть преодолевается готовностью оплачивать свой опыт Познания по самым безжалостным счетам. Изживая свою смерть телесно и ничего не боясь, следуя лишь зову духа, ты обретешь мудрость змеи и сбросишь тленную оболочку, как прозрачную кожу.
Знания само по себе оно нейтрально. Знание может убить и может воскресить. Но лучше знать, чем не знать. Есть знание, что приходит готовым – оно преобразует волю и разум. Словно во тьме вдруг разливается свет. И есть знание, что просачивается сквозь кожу – оно преобразует чувства и опыт, и в свете дня знакомые предметы изменяются до неузнаваемости – изменяются, потому что приобретают свой истинный вид. На посохе Гермеса две змеи – дневная и ночная. На мировых весах две чаши – с живой водой, и с мертвой, на правой плече одна, на левом – другая. Но две змеи обвивают единый жезл и две чаши весов крепятся к одной оси, и два пути являют одно направление, и две руки деяния – левая и правая – принадлежат одному существу. Нам не нужно разделение, ибо часть всегда ущербнее целого. Нельзя выбрать из человечества либо мужчину, либо женщину, и объявить это образом Творца, нельзя вырвать один глаз в честь другого, природа духа неделима, как неделим абсолют. Но обретение абсолютной полноты – удел только воистину бесстрашных.
Лев бодрствует днем и спит ночью. Он видит ярче и лучше змеи, но его внимание всегда приковано к тому, что движется.
Орел видит дальше и зорче змеи, но когда он устает – он закрывает глаза. Его внимание всегда приковано к тому, что неподвижно.
Всякая тварь земная половину времени бодрствует, а половину времени спит – и видит сны, навеянные собственным разумом.
И только змея не может закрыть глаза – ее веки прозрачны. Ее мир всегда один и тот же – днем и ночью, и всегда одинаков ее взгляд. Она не гонится за своей добычей и не питается падалью – своим жертвам она поражает волю.

Говорят, что мы коварны. Но мы просто терпеливы. Горячность нам чужда – она удел глупцов и трусов, чья смелость зависит только от стечения обстоятельств.
Говорят, что мы хитры. Но мы просто проницательны. Леность ума чужда нам – она удел тех, кто никогда не стремился к вечности.
Говорят, что мы честолюбивы. Но мы просто уважаем свой удел и свой выбор.
Говорят, что мы горды. Мы просто не предаем себя.
Говорят, что мы жестоки. Нам просто чужда сентиментальность. Ей утешаются те, кому не хватило духа идти избранным путем до конца, и кто может лишь оплакивать свою слабость – человеческую, очень человеческую, слишком человеческую, чтобы за нее не было стыдно.
Говорят, что мы аморальны. Но мы просто свободны.
Говорят, что мы опасны. Но мы – ваше полночное солнце, в лучах которого лучше всего видна ваша зависть.
Говорят, что мы бесконечно презираем тех, кто ниже нас. Какая глупость – змея ползет ниже всех. Мы презираем только предателей. Тех, кто выпросил себе крылья, острые зубы и крепкие кости – но так и не взлетел.
Нас отвращает только одно – ужас обыденного существования.
Мы не такие, как все. Наши слабости либо уродливы, либо прекрасны. Наши мечты чудовищны, безнравственны, неосуществимы, грандиозны, пагубны – но они точно не такие, как ваши.
Мы всегда переступим через вас – но не ради самих себя, а ради того, кто создал нас.
Мы не восхищаемся Салазаром Слизерином, растворившем себя в мировом эфире. Мы стремимся к нему. Он был одинок, потому что лучше быть одному, чем с кем попало.
От обывательского благополучия, от ограниченности, от пресловутого равенства, от лицемерного панибратства, от круговой поруки, от вечной непритязательности, от бесталанности, что выдается за скромность, у нас сводит зубы. И язык наполняется ядом. Мы будем жалить вас, пока вы не прозреете.
Говорят, что мы – соблазн для остальных. Мы – не соблазн, мы – ваша проверка на прочность.